— Хотелось бы затронуть одну из главных тем последних дней. Она связана с интересами целого ряда государств. Речь об имеющем гражданства РФ и Израиля блогере Александре Лапшине, экстрадированном накануне из Минска в столицу Азербайджана по запросу Баку. Как, по-вашему, сложится его дальнейшая судьба. Говорят, что возможно помилование, передача блогера в одну из стран, гражданства которых он имеет…

— Вопрос дальнейшей судьбы Лапшина будет зависеть от завершения следствия. Ему предъявлены обвинения по ряду статей Уголовного кодекса Азербайджанской Республики. Окончательное решение — это решение суда.

Меня удивляет и возмущает излишняя политизация данного вопроса. Все время его называют блогером. А был бы он инженером, им бы не интересовались? Он нарушил законы и, в соответствии с юридическим обоснованием, возбуждено уголовное дело, на основании которого был размещен запрос в Интерпол, в соответствии с которым его и задержала белорусская сторона. В соответствии с Кишиневской конвенцией в рамках СНГ. Все сделано в рамках закона. Спекуляции на предмет того, что он является блогером, не означают его неприкосновенность перед законом.

Мы получили ноту от российского и израильского посольств по этому вопросу. Буквально завтра-послезавтра консул РФ будет встречаться с Лапшиным в соответствии с Венской конвенцией. У посольств будет доступ для общения с ним. Мы сегодня решим чисто технические детали. Я уже встречался с послом России, данный вопрос обсуждался. Препятствий здесь не вижу.

— Переговоры по Карабаху идут очень много лет, но ни Минская группа ОБСЕ, ни формат, который пытались сформировать РФ, Армения, Азербайджан, к каким-то успехам не привели. Может быть, пора искать новые варианты?

— Минская группа была создана еще в 1992 году, там присутствовали не только Армения и Азербайджан, но и ряд других стран, включая Россию, Белоруссию, Турцию, Чехию, Швецию. Армения, Азербайджан являются участниками, а армянская и азербайджанская общины Нагорного Карабаха являются заинтересованными сторонами на переговорах.

В 1997 году была введена идея сопредседателей, которыми, как известно, стали Россия, США и Франция. Но в тот момент, естественно, была полная уверенность, что раз три из пяти членов Совета Безопасности ООН являются сопредседателями Минской группы и с учетом того, что все единогласно голосовали в 1993 году по всем четырем резолюциям урегулирования этого конфликта, резолюции Совета Безопасности не имеют срока давности.

В них четко прописано, что в соответствии с поручением Совбеза тогдашний председатель Минской группы Марио Рафаэль представлял график вывода войск с оккупированных территорий. Это было сделано в качестве приложения к резолюции 853. Когда в 1997 году пришло тройственное сопредседательство, мы подумали, что если оно тогда воспринималось, то будет хороший шанс продвинуться. Но, к сожалению, мы имеем то, что имеем, — 20 лет неурегулированности.

Несколько раз в мою бытность министром мы были довольно близки к вопросу сдвига. Все понимают, что существующий сегодня статус-кво никого не удовлетворяет, кроме, может быть, армянской стороны. Мы, конечно, не довольны тем, что в течение 20 лет оккупированные территории освобождаются только, к сожалению, военной силой.
Освобождено село Джоджуг Мярджанлы Джабраильского района Азербайджана, туда люди уже возвращаются. К огромному сожалению, военными действиями освобождается каждая территория, хотя мы с первого дня говорили, что вопрос должен решаться мирным путем.

И как мы неоднократно говорили, необходимо постепенно "чистить стол" от проблем. А проблемы какие? Самая главная — это наличие армянских вооруженных сил на территории Азербайджана. И в первую очередь хочется сказать, что солдаты просто должны вернуться в казармы и тогда это откроет колоссальные возможности, и это часть плана.

Вы спросили меня насчет формата Россия-Армения-Азербайджан, это, в принципе, то, что мы ведем. В прошлом месяце я был в Москве и мы обсуждали с Сергеем Викторовичем Лавровым этот план. До этого, как вы знаете, президенты встречались в Санкт-Петербурге. Все прекрасно знают, какой план и как мы должны по нему двигаться, все прописано, но нужна политическая воля. В данном случае политическая воля не наша, а политическая воля армянской стороны.

— Но если существующий формат, про который вы сейчас так подробно рассказали, не позволяет сдвинуть дело с мертвой точки и армянские войска остаются там, где они сейчас находятся, может, вы связываете какие-то надежды с новой американской администрацией?

— Посмотрим. Пока американская администрация назначила временного сопредседателя, но он будет работать шесть-девять месяцев.

Во-вторых, вопрос еще заключается и в том, что, в принципе, существует институциональная память у любой американской администрации. Знаете, как в политике — давайте дадим им 100 дней пробыть в кабинете, а потом начнем давать оценку, будут ли они интенсивно заниматься вопросом или нет.

В данном случае не хочу опережать события. Но, возвращаясь к предложению российской стороны, — формат существует, бумаги есть, все всё прекрасно знают.

— Будет ли в ближайшее время встреча на уровне глав МИД Азербайджана, России и Армении?

— Идея прозвучала, когда я был в Москве. Сергей Викторович (Лавров) предложил провести трехстороннюю встречу министров иностранных дел России, Азербайжана и Армении. Я сказал, пожалуйста, я готов.

Но примерные сроки не обсуждались, это потребует согласования графиков. Пока предложений по конкретным срокам нам не поступало, но наше принципиальное согласие есть.

— Вы упомянули, что до сих пор если и были подвижки в карабахской проблематике, то только за счет военной силы. Не так давно в Давосе президент Алиев обмолвился, что Азербайджан готовится к масштабным закупкам военной техники у РФ. Можно ли уточнить, о чем именно идет речь?

— Я министр иностранных дел, а не обороны. И представить список или реестр вооружения, который требуется армии, мне достаточно сложно. Но как министр иностранных дел скажу: представьте, как эти деньги можно было бы использовать для развития региона. С одной стороны, мы тратим деньги на вооружения, с другой стороны, поставки российского вооружения, хоть и в кредит, но идут в Армению.

Последний кредит открыли на 200 миллионов, а представьте, если бы этот кредит использовался для улучшения условий жизни людей. Ведь эти деньги же могли бы со значительной пользой вернуться.

На танке сеять невозможно, пахать землю невозможно, посадить ничего невозможно. Взял танк и периодически гоняешь его на стрельбище. И что? В данном случае вы затронули очень чувствительную тематику — страна должна иметь армию, армия должна быть боеспособной, но это не должно быть жупелом. В таком контексте это неправильно, это все усложняет ситуацию. И потом, регион сам тоже непростой, я бы мечтал, чтобы моими соседями были страны Евросоюза, но не получается, как говорится. Солдаты должны вернуться в казармы, это единственный выход из ситуации.

— И наличие российской военной базы в Армении тоже на ситуацию в регионе не влияет?

— Я бы сказал по-другому, что это, конечно, дело двусторонних отношений между Россией и Арменией. При понимании, конечно, что каждая страна в регионе тоже реагирует, исходя из тех угроз и вызовов, с которыми она сталкивается. Этот фактор тоже надо всегда учитывать.

Эта военная база была издавна там, еще во времена Советского Союза там достаточно сильная группировка войск находилась на южном направлении, на границе с Турцией — членом НАТО. В данном случае я так понимаю, что пускай Россия с Арменией сами определяют. Хотя, конечно, мы тоже должны глаза открытыми держать с учетом вызовов и угроз.

— Ранее Азербайджан говорил о заинтересованности в покупке гражданских самолетов МС-21, доработка которых сейчас выходит в РФ на финишную прямую…

— Ездил уже наш представитель гражданской авиации, если я не ошибаюсь. Он, по-моему, и смотрел. Когда была презентация, он был тоже в зале и заявил, что это нас интересует. Авиапарк надо обновлять. Пока о конкретных деталях говорить рано.

— В 2014 году президент Алиев обозначил задачи по развитию атомной энергетики. Какая работа сделана с тех пор? Когда в Азербайджане появится первая АЭС? И есть ли шанс у российских атомщиков как-то поучаствовать в этом?

— Шансы всегда есть. Еще в советские времена Госплан планировал здесь, на юге, построить атомную электростанцию, потому что атомная электроэнергия, наверное, самая дешевая.

В этом контексте, с учетом динамично развивающейся экономики, дополнительная электроэнергия всегда понадобится. С другой стороны, это конечно, безумно важно, это вопрос безопасности атомной электростанции, наверное, он будет играть самую приоритетную роль.

Президент Ильхам Алиев в 2014 году обозначил, что мы должны проверить, насколько возможности у нас в этой сфере будут. Но здесь вопросы у нас заключаются с точки зрения безопасности, рентабельности. И финансирования — насколько оно оправдано. Ведь насколько продвинуты японские атомные электростанции, но опыт Фукусимы показал, что не все так безопасно. В этом отношении мы все время беспокоимся с нашими региональными партнерами по поводу Мецаморской АЭС. Она совсем устаревшая, чернобыльский вариант. К счастью, Росатом дает какие-то дополнительные деньги. Но, в принципе, это уже отжившая свой срок электростанция. Потому что если, не дай бог, что-то произойдет, то пострадают все, не только Армения. Чернобыль же показал, что вплоть до Швеции доходили эти пары и до сих пор никто не знает результатов.

— Другая важная региональная тема, которая, как кажется, тоже не имеет решения, — статус Каспия.

— Не совсем согласился бы с вами, потому что, в принципе, мы в последний раз на уровне министров встречались в Казахстане, буквально несколько недель назад встречались в Баку на уровне замминистров, вроде бы — судя по проекту текста соглашения, который я читал, — много развязок нашли.

Есть какие-то ключевые вопросы, которые требуют того, чтобы еще раз прошла встреча на уровне министров с тем, чтобы мы докладывали уже главам государств, с чем выходим на саммит.

Но настрой боевой, кстати, у всех, всей пятерки. Сейчас договорились провести еще одну встречу на уровне экспертов, и после этого, если надо будет, мы соберемся на уровне министров, с тем чтобы уже открыть дорогу для договоренностей на уровне президентов. Эксперты должны встречаться, если я не ошибаюсь, в начале марта. Так что я думаю, там подвижки есть, но, как говорится, Москва не сразу строилась.

— Господин министр, а что или кто является препятствием в этом деле?

— Наверное, кто — неправильно сказать, потому что конкретные имена называть не стоит, а что является препятствием… В целом, знаете, этот вопрос сам по себе непростой, потому что изначально, когда начинали это обсуждать, по какой конвенции идти: конвенция о морском праве, или это закрытый водоем, или как в некоторых странах есть еще такое наследие, когда Советский Союз делил это море с Ираном, тогда было только две страны, потом появилось пять стран.

Там есть, например, элементы технического характера. Допустим, мы договорились с Россией и с Казахстаном о срединной линии. Другие страны — Иран с Туркменией — говорят, что отсчет должен быть разный, какие-то координаты менять. Вроде бы да, срединная линия как принцип применяется, но в целом, когда начинаем переходить к деталям: от чего считать срединную линию и от чего отходить, — возникают эти вопросы.

Я думаю, что они найдут свое отражение и решение, потому что это уже сложившаяся практика на севере: между нами, Россией и Казахстаном. Фактически казахи тоже договорились с туркменами (разделения) по своей срединной линии. У нас с туркменами существуют кое-какие вопросы, а у казахов только точка стыка осталась между нами и туркменами. А так, все остальное мы двигаем, я думаю. Хотелось бы, конечно, решить этот вопрос быстрее. В принципе, по биоресурсам у нас договоренность есть, по судоходству — есть, по безопасности и чрезвычайным ситуациям — уже все это действует и тихо-тихо формируется правовой климат.

— Успеем до саммита?

— Я не знаю. Иногда успеваешь даже утром в саммит. Опыт показывает, что утром, в день саммита, можно все решить.

— Понятно. Сейчас складывается формат Россия-Азербайджан-Иран, который обсуждает ряд региональных проблем, и следующая такая встреча, насколько я помню, должна пройти в Тегеране…

— Город еще не определили. В Иране.

— А на какой стадии подготовка? Может быть, уже обсуждаются какие-то интересные решения, совместные проекты?

— Совместные проекты — да. По результатам встречи в Баку и когда было принято решение, зафиксированное в итоговой декларации, иранская сторона любезно пригласила глав государств Российской Федерации и Азербайджанской Республики, что было принято и зафиксировано. Идея какая? Соединение Севера и Юга.

Во всяком случае, мы уже завершили строительство небольшого участка железной дороги с выходом на иранскую территорию. Буквально недавно замминистра Ирана приезжал, они должны там таможенный терминал достроить… Все двигается, поскольку там было отчуждение земель, их нужно было выкупать и так далее. Но это — внутренние вопросы иранской стороны. Сама по себе железная дорога фактически уже задействована. Иранская сторона очень серьезно и решительно настроена на соединение города Решта на Каспийском море до иранского города Астара — куда мы уже вышли со своей железной дорогой. Если этот участок соединится, то тогда путь от Санкт-Петербурга до Бендер-Аббаса в Иране по железной дороге будет достаточно коротким. Не буду загадывать заранее. Мы реабилитируем полностью нашу железнодорожную инфраструктуру. Я знаю, что на российской части тоже достаточно высокий уровень железнодорожного полотна с тем, чтобы товарные поезда проходили на более высокой скорости.

Поэтому, я думаю, там есть очень много интересных (проектов — ред.), переговоры идут еще по линии унификации таможенных, пограничных служб. Там как раз таки я оптимистично настроен.

— Правда ли, что президент Азербайджана собирается посетить Иран в марте?

— Я знаю, что президент Роухани летит в Москву, это в марте. Мы сейчас обсуждаем сроки, мы планируем поездку президента Азербайджана в Иран.

— Будут ли в ходе этого визита обсуждаться какие-то еще вопросы двусторонних отношений? Может быть, в нефтяной сфере?

— У нас достаточно активно идет сотрудничество в области энергетики. Мы получаем определенную часть газа с территории Ирана, так как все соглашения подписаны. Транспортная составляющая очень интересная, и Иран с большим интересом развивает ее. Туризм, который, как мы считаем, должен быть более востребован, потому что все больше и больше иранцев, в основном азербайджанского происхождения, посещают не только Баку, а все другие уголки.

В принципе, между президентом Алиевым и президентом Роухани достаточно хорошее, тесное взаимодействие. То же самое могу сказать, что между мной и Джавадом Зарифом… В принципе, мы понимаем друг друга.

— Есть еще одна, если позволите так выразиться, мутная тема последних недель. Это сообщения о том, что Киев якобы обращался к Баку с просьбой о поставках оружия…

— Я из прессы это услышал.

— То есть вам ничего об этом не известно?

— Я слышал это из прессы.

— Понятно. Вы упомянули о туристах из Ирана. У меня такое ощущение, что Азербайджан становится региональной туристической Меккой. По сравнению с тем, что я видел в последний раз, в 2013 году, очень много иностранцев. Мои друзья, живущие в Баку, рассказывают, что приезжает очень много представителей арабского мира. Я постоянно вижу по телеканалам, в том числе западным, рекламу Азербайджана. А есть ли какие-то цифры? Насколько вырос турпоток, приток иностранцев, инвестиций?

— Турпоток — в основном из стран Залива — резко увеличился. Мы упростили порядок выдачи виз. Сейчас мы вообще внедрили электронные визы — ты можешь через интернет оформить в течение трех дней визу и прилететь в Баку. Снизили достаточно серьезно визовую пошлину — до 20 долларов. Это сыграло свою роль. Помимо стран, из которых традиционно ездили к нам отдыхать: Ирана или из России, из Украины, очень много стало ездить из стран Залива. Что, в принципе, нас радует, потому что все основные авиакомпании имеют интерес расширить пассажиропоток в Азербайджан.

Что такое туризм? Это не просто бизнес-сфера, это презентация страны на мировом уровне. Я боюсь назвать точные цифры в человеческом эквиваленте, но, если я не ошибаюсь, в разы увеличился пассажиропоток в течение 2016 года из стран Залива.

— Рекламная кампания действительно агрессивная, в хорошем смысле слова. Мне кажется, она не могла не дать результат.

— Она тоже имеет свои элементы. Здесь не просто так: ты прорекламировал, люди сели на самолет и прилетели. Там же комплекс задач, в первую очередь в контексте безопасности. Если учесть наш неразрешенный конфликт с Арменией со всеми вытекающими последствиями, с оккупацией и этническими чистками.
Здесь, конечно, и эмоциональный элемент существует — как решать вопрос? Поэтому все не так просто, как кажется по рекламному ролику. Там есть вопросы, на которые мы должны находить решения, чтобы люди гуляли по бульвару, катались бы на роликах, и вопросы безопасности находили бы свое отражение.

Mənbə: Ria Novosti